«Я прошла через несколько стадий отношения к «Формуле любви», были и обожание, и абсолютное равнодушие. Сейчас понимаю, что это моя жизнь, от которой никуда не денусь, она всегда будет со мной. Зачем от нее открещиваться?!»
— Эту мысль высказал мой друг — медиум Данис Глинштейн, с которым мы познакомились, когда я вела передачу «Битва экстрасенсов». Он как-то сказал мне: «А если посмотреть на этот фильм с точки зрения твоей жизни?! Это же ее отражение!» Помните, как Калиостро, например, останавливал сердце? В моей жизни подобное случилось дважды, — помирала и воскрешалась. Конечно, когда я снималась в этом фильме, ни о чем подобном не думала, было интересно работать, тем более рядом с такими людьми, как Марк Захаров, Татьяна Пельтцер, Леонид Броневой, Александр Абдулов, Семен Фарада... Я прошла через несколько стадий отношения к «Формуле любви», были и обожание, и абсолютное равнодушие. Сейчас понимаю, что это моя жизнь, от которой никуда не денусь, она всегда будет со мной. Зачем от нее открещиваться?!
Ошибочно думают, что это мой первый фильм, ведь до этого я снялась в картине «Не хочу быть взрослым» потрясающего режиссера Юрия Чулюкина. Кстати, почему-то сейчас незаслуженно забытого, а ведь он снимал такие культовые фильмы, как «Неподдающиеся» или «Девчата». Я потом у него снималась еще в картине «Как стать счастливым». К слову, Чулюкин трагически погиб в Африке на кинофестивале, об этом мы с моим первым мужем услышали по радио «Голос Америки». Юрий Степанович защищал какую-то актрису от назойливых ухажеров и был сброшен в шахту лифта... Трагическая судьба. И мне обидно, что этого режиссера так редко упоминают.
А на съемках «Формулы...» никто ведь не знал, что из этого получится. Но когда драматург — Григорий Горин, а режиссер — Марк Захаров, когда снимается такая гениальная команда актеров, то, конечно, сознаешь, что это — событие. А для меня тем более. Естественно, попасть в такую картину оказалось большим счастьем. Понимаю, сколько было зависти, ведь на роль Марии Ивановны пробовались и другие актрисы.
На съемках Нодар Мгалоблишвили, игравший Калиостро, сломал ногу, и мне кажется, это тоже мистическая история. Срочно переписывали весь сценарий, ведь актер просто не мог ходить. Из-за этого двухсерийный фильм получился односерийным. В результате моя главная роль оказалась почти второстепенной, много сцен со мной было вычеркнуто.
Если говорить о самых недобрых пожеланиях, то даже предположить не могла, что такое получу от своего первого супруга. Я вышла замуж за своего педагога по театральному училищу, который был старше меня на 15 лет. После «Формулы любви» он практически отлучил меня от кино, ревновал, думал, что я уеду сниматься, закручу там роман с каким-нибудь актером и брошу его! А он, как в истории Пигмалиона с Галатеей, считал, что изваял из меня актрису. И это действительно так: после каждой премьеры в нашем театре к нему подходили и говорили: «Твоя лучше всех!» Поэтому, когда мне звонили с киностудий, он отвечал, что Валюшкина в кино сниматься больше не хочет. Но об этом я узнала намного позже. Десять лет не замечала, потому что была ведущей артисткой театра, много играла. Даже рада была, что в кино якобы не зовут, потому что у меня в театре выходило по две премьеры в год, я играла по 30 спектаклей в месяц. Утром репетировала, потом спала в гримерке, вечером играла спектакль. Домой приезжала только на ночь. Мне о кино даже задумываться некогда было... И вот однажды во время спектакля «Как важно быть серьезным», когда я готовилась выйти на сцену, открылась дверь в гримерку, оттуда мой муж прошипел: «Я тебя проклинаю, буду умирать, а тебя не прощу!» И дверь захлопнул. А все потому, что незадолго до этого сказала ему, что ухожу от него. Понимаете, я устала от ревности, от недоверия, это было невыносимо. Мне было запрещено общаться с друзьями, приводить их в гости, самой куда-либо ходить — это было очень тяжело... Когда я уходила от мужа, обнаружила, что все мои фотографии — студенческие, например — пропали. Леонид мне с усмешкой заявил, что просто сжег их. Сжег он и наши семейные фотографии, которые скопились за 11 лет совместной жизни. Помимо этого, забрал все золотые украшения, которые мне дарил, и даже подаренный им крестик, с которым приняла крещение. Вот тут я испугалась, пришла в церковь. И там батюшка мне сказал: «Он и будет всю жизнь нести этот крест»...
И вот еще что. Когда я пришла в его двухкомнатную квартиру, он жил с мамой. У меня же было свое жилье в Томилино Московской области, которое досталось мне от бабушки. Но я от него отказалась в пользу государства, чтобы прописаться у мужа, чтобы его с мамой жилищные условия улучшились. Тогда маме выделили отдельную жилплощадь. Самое любопытное, что через месяц после этого объявили приватизацию, не успела я свою однушку приватизировать. И, когда мы разводились, они мне квартиру не отдали, а я судиться не стала... У меня сейчас на троих с двумя детьми есть только одна квартира. Ее мы с дочерью решили отдать сыну Васе, а мы с Машей много лет снимаем дом в Подмосковье.
Параллельно с разводом начались проблемы со здоровьем.
У меня обнаружили гайморит. Сделали снимок и сказали, что надо чистить. На кафедре хирургии под местным наркозом мне сделали операцию. Я слышала, как профессор свои студентам на мне показывал, как устроены кости, хрящики, все объяснял. А я еще с открытым ртом умудрялась шутить, спрашивала, все ли они правильно сделали. А потом этот профессор сказал: «Зашивайте, я пошел». Открыла глаза и увидела вокруг себя студентов из Эфиопии. И вот три года спустя началось обострение. Снова чистка. И так каждые три года на протяжении 15 лет! Когда мне стало в очередной раз плохо, я согласилась на сложную операцию. И тогда во мне нашли оставленную теми эфиопскими студентами турунду. Хирург, помню, удивился, как я еще живу, когда столько лет во мне такое. Из-за ошибки каких-то студентов у меня теперь пожизненная свистопляска с этим. Тяжелая история.
— Как-то это отражается на работе?
— Я стараюсь не показывать вида. Знаешь, есть моя открытая жизнь — репетиции, спектакли, съемки, а есть закрытая — это пребывание в больницах, походы по прочим медицинским заведениям, операции. Трачу огромные деньги на врачей... Бывало, мне говорят: «Вам неделю надо в больнице полежать». Нет у меня свободной недели, максимум два дня. К удивлению докторов, встаю и иду дальше работать.
— Я читал, что в свое время в вашей жизни случился еще один медицинский удар: вам поставили диагноз «бесплодие»...
— Да-да, причем стопроцентное. А мы с моим вторым супругом (актер Александр Яцко. — Прим. ред.) очень хотели детей. Я перенесла несколько операций, во время одной случилась моя первая клиническая смерть. Помню, очнулась после наркоза, а врач мне говорит, что нужно переливание крови. «Зачем? Не хочу!» — заныла я. А он мне: «Детка, ты же была на том свете уже. Случилось второе твое рождение!»
А потом мы с мужем решились на ЭКО. Подсадку мне делали четыре раза, но после каждой процедуры я ехала играть в театр, потому что подводить никого не могла. А у меня премьера спектакля. Подписала в больнице отказную бумагу и уехала играть... И все-таки я родила двоих прекрасных детей, Васю и Машу, как это ни смешно, естественным способом. После ЭКО так устала, что решила: нет — значит нет, больше никакие подсадки делать не буду. И вскоре забеременела. Но в обоих случаях роды были сложными, мне делали кесарево сечение. При рождении Маши мы с ней обе умерли. Она задышала, когда ее поместили в специальный бокс. А я на операционном столе находилась в состоянии клинической смерти от большой потери крови. Но откачали.
— Может, так получилось с дочерью из-за этих ЭКО?
— Повторюсь: Васю и Машу я родила сама, без всяких подсадок. Удивительно, как наш сын Вася очень хотел именно сестру. Ходил за нами, канючил: «Ну пожалуйста, выродите мне сестричку!» Помню, как с нашими друзьями, у которых по двое-трое детей, мы летели куда-то на море. Впереди сидела девочка, дочка нашего друга, и у нее были такие завитушки на голове. И Вася сказал: «Мама, когда вы мне выродите такую же девочку, с такими же волосенками?!» Как же потом маленький Вася переживал за маленькую Машу! Я уезжала в театр или на съемки, а он мне выговаривал: «Как ты можешь ее оставлять?! Какая няня? Она не сможет должным образом за ней уследить!» Маша родилась лысенькой, и тогда Вася в знак солидарности заявил: «Мама, я хочу подстричься, как сестричка, наголо». Уже взрослыми они сделали татуировки у себя на плечах — перенесли фотографию, где они вдвоем — маленькие, лысые. Вот такие у них нежные чувства друг к другу.
— Лена, а что вы ощущали, что видели во время клинических смертей?
— Наверное, тут надо рассказывать о свете в конце тоннеля? Нет, во время клинических смертей ничего такого не было, заснула под наркозом и проснулась. Но помню свои ощущения во время операции, когда лечилась от бесплодия. Анестезиолог в шутку меня спрашивает: «Что вы хотите увидеть: пальмы, море?» Отвечаю: «Ничего! Хочу закрыть глаза и открыть их, когда все закончится». И вот когда я выходила из наркоза... Такое ощущение, что ты носишься по длинному серому коридору с молниеносной скоростью. Только понимаешь, что у тебя нет выхода, что ты никогда из этого коридора не выйдешь. И становится страшно. Это чувство страха я не забуду никогда. В какой-то момент ты ощущаешь себя листком дерева, который будет вечно носиться по этим коридорам. «Я — листок, я — листок... Нет, я все-таки Лена, я — Лена!»... А потом вдруг звучит: «Лена... Лена... просыпайся!» Открываю глаза, а меня два здоровых врача по щекам бьют.
— Если мы говорим о ваших испытаниях в жизни... Что за история, которая могла закончиться трагедией, приключилась с вами в Перу?
— Это на тему «таких не берут в альпинисты». Но только недавно я узнала, что мне, которая переболела четыре раза ковидом (заражалась каждый раз на съемочной площадке), категорически нельзя было лезть в горы. Я ведь выше гор в Красной Поляне никуда не забиралась и никогда не хотела кататься на этих горных лыжах. Потому что, когда училась в школе, имея разряд по беговым лыжам, сдуру в Красноярском крае полезла на горную трассу. Потом так летела! Чудом не долетела до реки, а то утонула бы с этими лыжами. А побывать в Перу, на Мачу-Пикчу — это была моя многолетняя мечта. И вот я оказалась на высокогорье Куско на высоте 3500 метров над уровнем моря, где у альпинистов находится базовый лагерь, откуда у них начинаются восхождения. Там я стала задыхаться, ощущение было такое, словно на груди у тебя лежит каменная плита и легкие закрыты. Это так страшно! У кого-то из нашей компании такое чувство тоже возникало, но быстро прошло. А я всю ночь плакала, молилась: как же я оставлю детей одних?! С утра приехала скорая, и меня забрали в больницу, подключили к кислороду, делали капельницы... Так что я совсем не альпинист. Хотя во мне живут эти желания залезать везде, куда только можно...
— Кстати, вы как-то обмолвились, что получаете какие-то знаки от Фаины Раневской, которая до вашего прихода в Театр имени Моссовета там играла...
— Я пришла в театр осенью 1984 года, а тремя месяцами раньше Раневская умерла. Но видела ее чуть раньше в постановке Сергея Юрского «Правда — хорошо, а счастье лучше», где Фаина Георгиевна играла свою последнюю роль Филицаты. Помню, как только пришла в труппу, некоторые мои партнеры говорили: «А знаешь, Раневская тебя бы любила! За талант!»
Был момент, когда целых три года я в театре вообще не появлялась: новые роли мне не давали, а старые закончились. Я очень переживала: официально числюсь в труппе, но в работе меня нет!
И вот, помню, нахожусь на съемках в Санкт-Петербурге, лежу вечером в отеле. Звонят из театра: «Лена, мы начинаем работу над спектаклем «Не все коту масленица» по Островскому. Женя Стеблов будет играть, ставить Виктор Шамиров. Зовут тебя». Спрашиваю, почему вдруг про меня-то вспомнили? Ответили, что вообще-то начинала репетировать другая актриса, но что-то у нее не сложилось с режиссером, и она из постановки ушла. Теперь некого ставить. То есть изначально про меня не думали. Признаться, я тогда оскорбилась и отказалась.
И утром мне приходит от Даниса сообщение: ему приснилась Раневская и сказала: «Скажи малявке, чтобы она в театр возвращалась. Я ее буду там оберегать. Но пусть возвращается на своих условиях». Кстати, ни он, ни, естественно, Раневская не знали, что, когда я пришла в театр, некоторые старшие актеры называли меня малявкой. И я согласилась участвовать в спектакле с условием, что перейду на договор и буду репетировать, а потом играть только в удобное для меня время.
Этот спектакль с успехом идет и сейчас, получил много разных театральных наград, его сняли на телевидении. Помню, после премьеры ко мне подбежал восторженный Сергей Юрский: «Это гениально!» — кричал он. А потом дал мне главную женскую роль в своем последнем спектакле Reception.
— Я так понял, что у вас в жизни часто бывали необычные, судьбоносные моменты?
— Вспомню еще один непростой случай. Мне сделали операцию и занесли инфекцию. Более того, во время операции аппаратом сильно обожгли бедро. Из-за этого целый месяц я не могла нормально сидеть и ездить за рулем, меня возила подруга. В эти дни как-то я ехала с кинопроб по Кутузовскому проспекту. Бедро еще болит, идет сильный дождь, я еду и плачу от бессилия. Вдруг на светофоре рядом останавливается машина и мужчина оттуда предлагает мне посидеть в кафе. Нет, он меня не узнал, просто, увидев мои слезы, предложил. Мне было так плохо, что я неожиданно согласилась.
Я вообще в этом плане коммуникабельна и могу смело и нормально общаться с незнакомыми людьми. Помню, как-то выхожу после какой-то премьеры из Дома кино, нереально красивая, с букетом цветов, вызываю такси. Через дорогу от меня стоит симпатичный парень, кричит мне: «Девушка, возьмите меня с собой!» Отвечаю ему: «Да поехали! Сейчас такси подъедет!» Он подбегает ко мне и вдруг: «Твою мать, Зоя Михайловна!» И уходит. Вот так, вспомнив мою героиню — коменданта общежития из сериала «Универ. Новая общага», — он помешал своей личной жизни...
Но вернусь к тому мужчине с Кутузовского проспекта...
Мы припарковались, зашли в кафе, проболтали с ним часа полтора и разъехались. Через несколько дней мне стало еще хуже. И я отправила всем своим друзьям сообщение: мол, помогите. Среди прочих откликнулся и мой новый знакомый, назовем его Петром, он договорился с Госпиталем имени Вишневского, и меня там приняли.
Через несколько дней, отыграв здесь спектакли, отснявшись в запланированных съемках, я отправилась в Париж. Помню, прилетела в пять утра и до трех дня гуляла по городу в ожидании назначенного мне часа. Когда меня везли на каталке в операционную, я плакала — так было страшно. Медбрат, такой красивый, высокий афроамериканец, вытирал мне слезы, гладил по голове, успокаивал: «Дорогая, все будет хорошо! Не плачь!» В результате операция прошла удачно, все у меня зажило.
Незадолго до этого я стала ведущей 13-го сезона телешоу «Битва экстрасенсов». Самое интересное, что однажды мы с моей дочерью Машей смотрели очередной выпуск этой передачи, и я вдруг в шутку сказала: «И почему я не веду эту программу?» — «Действительно, мама, почему?» — в свою очередь, смеясь, возмутилась моя дочь. Через день мне позвонили с канала ТНТ и предложили поучаствовать в одном пилотном выпуске другого реалити-шоу. Там собирали пять главных героинь, среди которых и я, которая должна ходить и сама себя снимать на камеру: как провожу время с детьми, как отдыхаю и так далее. Мне показалось это странным. Моя собеседница вздохнула: «Понимаю, я лично вижу вас в роли ведущей передачи, например «Битвы экстрасенсов». Тогда я сказала: «Попробуйте предложить туда мою кандидатуру, а я вам сниму пилотную серию, о которой вы просите». И вскоре я уже снималась в первом выпуске нового сезона «Битвы». Помню, когда там оказалась, подумала: «Боже, а зачем я сюда пришла?!»
У меня много случаев, когда во сне предсказывают какое-то событие. Ну, например, когда я на юге снималась в фильме «Горько!», мне позвонила моя подруга Ольга и вдруг сказала: «Береги себя, мне приснился про тебя страшный сон». А какой, тогда не рассказала. И вот дня через три после того звонка мы работали над эпизодом, где наши герои барахтаются под водой. Снимали в бассейне в Дивноморском. И в самый разгар работы кто-то ударил меня ногой по голове, там же такая давка была, не поймешь, кто где есть. Так болью пронзило. Я захлебнулась водой... Вытащили, забрали на скорой.
— Недавно вы публично рассказали, что ваш дедушка — народный артист СССР Алексей Дикий. Как это выяснилось?
— Я выложила в социальные сети фотографии прадедушки и прабабушки и стала искать своих дальних родственников. И на меня вышла внучка моей двоюродной бабушки — тети Тоси Чупаковой, кстати, она была одной из первых женщин — помощниц машиниста грузовых поездов, ей даже сам Сталин вешал на грудь орден, и ходил поезд, названный ее именем. И вот она рассказала мне об этом факте. Дело в том, что моя бабушка отбывала срок в Усольлаге, где в это же время находился и главреж Большого драматического театра Алексей Дикий. За что? А за что тогда почти всех сажали? За контрреволюционную деятельность. Дикий в лагере создал театральную студию, где играла моя бабушка. У них начался роман. Алексея Дикого потом освободили, он уехал, а бабушка родила мою будущую маму. Алексей Денисович так об этом и не узнал. Бабушка потом осталась в этих краях на поселении, потому что ей нельзя было проживать в Москве. Выяснилось, что она подписывала бумагу о неразглашении про свою связь с самим Диким. Известно, что он был еще тем гулякой, хотя и женатым мужчиной. Думаю, у него таких детей по миру много. Тетя Тося благодаря своим связям вывезла мою бабушку с ребенком оттуда, поменяли документы, поменяли фамилию. Недавно я познакомилась с родными Алексея Дикого по линии его дяди. Решили сдать тест ДНК на родство. Очень интересно. Я вообще в последнее время постепенно раскручиваю свои корни. Для меня это очень важно. Например, недавно на Введенском (немецком) кладбище нашла могилу своего прадеда. А еще узнала, что моя прабабушка была похоронена на военном Семеновском кладбище, которое было образовано в 1812 году. Потом кладбище снесли, и сейчас на этом месте — завод и сквер, где иногда попадаются каменные надгробные плиты. Я хочу знать все о людях, которые связаны со мной кровно. Потом хочу всю историю нашей семьи описать в книге для своих детей и внуков.
— Ощущаете в себе зов крови Алексея Дикого?
— Ну то, что я тоже стала актрисой, — уже факт.
Бывает, на съемочной площадке меня окликают: «О, Лена Дикая пошла!» А режиссер Тимур Кабулов, например, после каждого дубля подходил и говорил: «Дедушка доволен!»
А потом, знаю, какие спектакли ставил Дикий, — он же искал такие необычные ходы в своих постановках, что-то нетривиальное. И я, работая над ролью, много фантазирую, придумываю, ищу неожиданные повороты. А еще, если посмотреть на фотографии Дикого в ролях (а он играл и Нахимова, и Сталина, и Кутузова, и других персонажей), он везде разный. И в этом тоже моя история: я стараюсь не повторяться в каждой своей роли и внутренне, и внешне. Например, не понимаю актрис, которые переходят из одной роли в другую с одной и той же прической.
Чувствую, что могла бы быть режиссером, но пока не хочу, я актриса, которая может свою роль срежиссировать сама.
— А почему вы не преподаете? Сейчас даже малоопытные артисты идут в педагоги, какие-то курсы свои организовывают...
— Меня зовут, но пока не могу себе этого позволить, потому что у меня на это нет времени. Но вот в нашем театре многие молодые актеры, актрисы с большим уважением относятся к моему мнению и часто обращаются ко мне с просьбой что-то подсказать. И я с удовольствием стараюсь им помочь. Очень приятно, что они ко мне прислушиваются.
— Александр Ширвиндт как-то назвал театр «террариумом единомышленников». Вас какие-то закулисные склоки, интриги, зависть касались?
— Эти интриги и склоки, как вы называете, рождаются у тех, кто ничего не делает. Я всю жизнь работаю, вкалываю, и нет времени даже замечать это... Когда окончила Театральное училище имени Щепкина, меня приглашали во многие театры Москвы. Мой педагог Виктор Иванович Коршунов звал в Малый театр. Когда я отказалась, он так сильно обиделся, что мы много лет не общались. Но первым после учебы меня позвал художественный руководитель Театра сатиры Валентин Плучек. Он даже с Андреем Мироновым меня познакомил, который тогда начинал ставить пьесу «Прощай, конферансье!». Один раз я присутствовала на читке пьесы — Андрей Александрович проводил предварительную репетицию. Валентин Николаевич также хотел, чтобы я играла в «Женитьбе Фигаро» — заменила Сюзанну, но я отказалась. Плучек очень расстроился. Когда потом встречала его с супругой на Тверской улице, он здоровался, но каждый раз говорил с обидой: «Предательница...» Я выбрала Театр имени Моссовета. Вы же знаете, у нас в театре так устроено: пятый этаж — гримерки мужские, на четвертом — женские, а вот на третьем этаже — известные, народные артисты. Это сейчас я в гримерке Ростислава Плятта и Веры Марецкой. А когда начинала, мне не предоставили место в гримерках на четвертом этаже. Сначала меня пригласил гримироваться в свою гримерку на престижном третьем этаже артист Александр Леньков, с кем мы играли в «Пчелке». А потом известные актрисы Наталия Ткачева и Ирина Соколова, с кем я много играла в спектаклях, приютили меня в своей гримерке. И так получилось, что среди «народных» я с самого начала.
— Я видел спектакль «БЕСприданница» по известному произведению Островского, где вы играете Хариту Огудалову. Ваша героиня получилась абсолютно не похожей на ту, которую видел в других постановках по этой пьесе или в известном фильме Рязанова «Жестокий романс». В конце спектакля мне было непривычно видеть вас, комедийную, этакой трагической, что ли...
— Понимаешь, эта роль придумана мною целиком и полностью. Я считаю, что актрисы, которые играют Огудалову-старшую, делают ее больше этакой корыстной дамой. Но упускают одну очень важную деталь: ведь у Хариты три дочери, и две из них уже погибли. Очень важная и серьезная история, которую никто не играл. Вот это я хотела пронести через всю роль. Отсюда у моей героини и есть внутренняя драма.
— Обижает, что чаще всего режиссеры видят вас как комедийную актрису?
— Ни в коем случае! Взять, к примеру, Юрия Никулина: на арене он смешил, а потом шел и снимался в драматических ролях у Алексея Германа или у Андрея Тарковского... Это высший пилотаж! И я считаю себя клоуном! Но у меня же есть в кино не только комедийные роли. Например, картины «Я худею», «Молоко», «Последний богатырь», «Человек безвозвратный», «Враги»... И потом, комедию играть в разы сложнее, чем драму. Поверьте, заставить заплакать зрителя легче, чем рассмешить.
А вообще я «бесхозная» актриса, за мной никто не стоит. Меня просто несет по течению, прибивает к берегу, а потом дальше несет. Все, что делаю, я делаю сама. За мной нет «серых кардиналов», поэтому у меня сложный путь. И сплю я с чистой совестью, как младенец. Вижу цветные сны и даже вещие.
Сейчас у меня возрождение — я в полете. Скажу твердо: сегодня могу все! Нахожусь в потрясающем актерском состоянии. Да и в бытовом плане многое умею, не дружу только с электричеством. Несколько раз меня очень серьезно било током, поэтому электричества боюсь.
— Когда пишут критику в ваш адрес, как вы это воспринимаете?
— Если эти умные критические замечания, то с интересом. Но ведь иногда пишут такие глупости! О той же «БЕСприданнице» одна женщина написала, что актриса Валюшкина бездарно произносила монологи. Вот вы видели спектакль, скажите: у меня там хоть один монолог есть? Нет. О чем она? Потом оказалось, что женщина не про меня писала, но с какого-то перепугу решила все это вылить на меня. И разве это критика? Я давно научилась держать удар.
— Есть та роль, которая пока прошла мимо вас?
— Да, это Екатерина II. Столько актрис уже ее сыграли, а до меня очередь пока не дошла. Хотя я столько уже всего придумала. Она такая личность, реформатор, при этом сильная женщина.
— То есть по характеру вы похожи?
— Если ты про сильный характер, то да. Если бы я не была сильной женщиной, то давно бы утопилась. Столько в жизни было ситуаций, когда, казалось бы, выхода нет... Но шла вперед!
— В ваших соцсетях увидел фотографию, где с сыном Василием вы на каком-то светском мероприятии. Подписали, мол, редкий кадр, когда сына можно вытащить на публику. Знаю, и ваша дочь Маша, прекрасный художник, тоже не особенно любит публичность. Почему они такие стеснительные?
— Понимаешь, просто не все люди публичны и не все хотят быть в телевизоре. Они мне говорят: «Мама, это твоя профессия и нас туда не втягивай». Что я могу поделать! Вася — архитектор, проектирует дома. Маша — художник, постоянно экспериментирует. Например, сейчас увлеклась изделиями из металла. При этом пишет прекрасные картины. Им не до светской жизни.
Вообще, мы с дочкой больше похожи по характеру, она ведь тоже Стрелец по гороскопу. Мы обе легкие на подъем и готовы в любую минуту сорваться с места. А Вася не такой, он степенный, взвешенный.
Меня часто спрашивают: «Как же так? Все актерские дети хотят пойти в артисты. А ваши — нет». Думаю, так произошло потому, что у них всегда было свое занятие, я не таскала их с собой постоянно в театр или на съемки. Они с восьми лет учили английский язык, Маша рисовала, занималась художественной гимнастикой и верховой ездой. Вася увлекался фехтованием, окончил МАРХИ.
Хотя маленьким он пробовался с папой в фильм Звягинцева, но только потому, что мы пообещали ему за это деньги. Потом узнали, что утвердили в картину другого мальчика и нам даже не сообщили об этом. Сын очень обиделся и сказал, чтобы больше к нему не обращались ни с какими пробами и съемками. Но жизнь такая непредсказуемая штука: если вдруг кто-то из них начнет сниматься в кино, я не удивлюсь. Потому что они оба абсолютно фотогеничны, талантливы и обладают актерскими данными. Еще вспомнила, как трехлетний Вася впервые пришел в наш театр на спектакль «Шиворот-навыворот», где играл его папа. Мы зашли в зал, у Васи пирожное в руке. Зал был полон. Оставалось минуты две до начала спектакля, занавес еще закрыт. Вася увидел зал, положил пирожное на ковер, побежал, поднялся по ступенькам на сцену и начал кланяться зрителям.
— Елена, а вы задумывались, зачем человек проходит такие испытания, которые, например, выпали вам в жизни? Это чему-то учит, закаляет?
— Они не закаляют и ничему не учат. И непонятно, для чего они... Это история необъяснимая. Но думать об этом, сидеть и плакать я не могу. Разгребаю то, что происходит в моей жизни, то есть живу сегодняшним днем, здесь и сейчас. А насчет завтра — «я подумаю об этом завтра». Вообще, если пересказать подробно всю свою жизнь, то это как коробка шоколадных конфет: никогда не знаешь, что там внутри, но это всегда с захватывающим сюжетом.
— Слушая вас, удивляюсь: откуда столько самоиронии и рассудительности?
— Я это сама в себе воспитала, сама себя сделала. Знаешь, моей жизни кому-нибудь хватило бы на 150 жизней. Рассказать все, что я пережила, — хватит на несколько сценариев. Другой бы на моем месте сломался, а я выстояла. Предательства мужчин, измены, разводы, болезни... Все вспоминать не хочется. Другой бы отравился, выбросился из окна, спился, но я выбрала иной путь. Конечно, помогает и его величество случай. В трудной ситуации необыкновенным, волшебным образом появляются нужные люди, возникают какие-то отношения, приходит работа, словно бы мне бросают спасательный круг. Наверное, это потому, что я не желаю оставаться в трудной ситуации. Я могу иногда поплакать, пожалеть себя, но запретила себе быть несчастной. Знаешь, чего чаще всего хотят зрители, когда подходят ко мне? Ну, кроме автографа и вместе сфотографироваться... Они подходят и говорят: «Лена, можно вас обнять?» И это дорогого стоит.